Во время Олимпиады в Батуми (2018) в большом выставочном зале гудела разноязыкая тусовка. Зал обрамляли стенды с шахматными книгами и самой разнообразной аттрибутикой. Значки и флажки, плакаты и постеры на шахматные темы, вымпелы и закладки для книг, майки, шахматы – стеклянные, металлические, сделанные из соломы и глины – там можно было увидеть всё. Я остановился около одного из стендов, где продавались книги на русском, хотя и здесь можно было купить немало шахматной утвари.
«What’s this?» - спросила неизвестная мне дама среднего возраста, показывая на громоздкие часы, стоявшие на возвышении.
«Античная вещь, - отвечал хозяин стенда. - Деревянные шахматные часы!» - и в ответ на вопрос о цене диковинки тут же назвал её – 200 долларов.

Парень не промах, – подумал я, игравший на таких часах в течение всего первого сегмента жизни и представлявший более-менее их цену. Но потом, взглянув на облаченное в солидную деревянную обшивку часовое устройство глазами человека, сроду не видевшего таких механизмов, решил: а продавец-то ведь прав.

Время делает античными самые обыкновенные вещи. Ведь наряду с очень-очень многими, кто не даст за деревянные шахматные часы и ломаного гроша, может найтись один любитель старины, кто захочет раскошелиться на такой раритет.

Не стану останавливаться на раннем периоде истории, когда в шахматы играли вообще без часов. Скажу только, что в 1851 году Говард Стаунтон, не выдержав длительных раздумий своего соперника Уильямса, сдал матч, игравшийся до семи побед, при счете +6−2=3 в свою пользу. Может быть, именно по этому поводу знаменитый историк и сильный шахматист того времени Томас Бокль (1821-1862), встречавшийся за доской с тем же Стаунтоном, Андерсоном, Кизерицким и Лёвенталем, сказал - «медлительность гения переносится с трудом, но медлительность посредственности – непереносима».

После того как в матче Гарвиц - Лёвенталь (1853) соперникам впервые установили лимит времени по 10 минут на обдумывание одного (!) хода, контроль всё время уменьшался. Дольше других просуществовал контроль времени, который Ботвинник называл «капабланковским», считая крамолой любое отклонение от него. С таким контролем (два с половиной часа на сорок ходов и час на каждые следующие шестнадцать) игрались фактически все серьезные турниры и матчи до Второй мировой войны и несколько десятков лет после нее.

Надо ли говорить, что сегодня «капабланковский» контроль выглядит едва ли не таким же анахронизмом, как и предложение Льва Альбурта и Джона Крумиллера вернуться к отложенным партиям, чему авторы посвятили обширную статью в февральском номере американского журнала «Чесс Лайф». Что здесь сказать? По рельсам, проложенным в прошлое, в будущее не уедешь, а что старость всегда настаивает, что раньше всё было лучше, вы знаете сами, и шахматы, разумеется, не являются исключением.

В 1899 году на шахматных часах впервые появился «флажок», начинавший подниматься за несколько минут до истечения лимита времени. Потом флажок заменили металлической полоской (обычно красной). Хотя в современных электронных часах нет никакой полоски, термин «флаг» или «флажок» остался, причем во всех языках. В русском шахматном лексиконе, к примеру, до сих пор сохранились выражения «флаг упал», «срубил флаг», «уронил флаг» и т.д.

«Ничего страшного, сейчас мы будем делать ему завальнюк!» (в смысле – заваливать флаг) – говорил, потирая руки, Таль, играя пятиминутки с Александром Кобленцем, когда тот, отбив атаку, слишком долго думал над реализацией материального перевеса.


* * *
В шахматном клубе ленинградского Дворца пионеров (Аничковом Дворце), куда я ходил в детские годы, часы хранились в стенном шкафу. C огромными окнами на Невский, отделанный панелями замечательного орехового дерева, клуб размещался в бывшем кабинете Александра Третьего. Не знаю, что хранилось в шкафу царского кабинета в конце XIX века, но уж точно не комплекты шахмат и шахматные часы.

Занятия в клубе начинались в четыре, и у стола тренеров рядом со шкафом образовывалась очередь: все просили «поставить время». У Владимира Григорьевича Зака была собственная фирменная «переводилка», которую он старался не выпускать из рук: «Я сам тебе переведу, а то вам дашь на минуточку, а потом ее ищи-свищи…»

Были, правда, умельцы, приводившие стрелки в движение при помощи монет: ими зажимался маленький стержень с тыльной стороны часов; это действо требовало определенного навыка. В конце дня часы отправлялись обратно в шкаф; иногда их механизм продолжал свой ход и там. Когда я сам уже работал во Дворце и подходил к шкафу, из него можно было услышать стрекотание то ли кузнечиков, то ли каких-то цикад, поселившихся в запертом пространстве.

Сеанс одновременной игры с часами Марка Тайманова в ленинградском Дворце пионеров (1958). Третий слева за игрой автор этих строк.


Сеанс одновременной игры с часами Марка Тайманова в ленинградском Дворце пионеров (1958)

С точно такими же часами на протяжении десятилетий в Советском Союзе игрались не только детские, но вообще все соревнования, в том числе и на самом высоком уровне.

[i]Начинается партия Смыслов – Микенас (17 первенство СССР, Москва 1949 год)


Приехавший в 1958 году в Москву Бобби Фишер играл блиц в ЦШК на Гоголевском тоже на этих часах. Соперник американца - Тигран Петросян.


Пауль Керес – Михаил Таль. Матч Эстония – Латвия (Таллинн 1959)


Где-то в начале семидесятых годов в Советском Союзе началось производство часов новой конструкции. Были ли часы «Янтарь» лучше старых, деревянных? Компактнее, во всяком случае. Виктор Корчной обдумывает ход с Гариком Каспаровым (Ленинград 1975).

В Соединенных Штатах, особенно в опенах, можно было увидеть часы самых экзотических форм и размеров. Объяснение лежало на поверхности: часы (иногда и шахматы) рекомендовалось приносить с собой. Такая практика сохраняется, насколько я знаю, на многих американских опенах и по сей день.


Бобби Фишер (1957)

В Европе все турниры и матчи игрались с часами марки «Garde». Светлая обшивка, сделанная из букового дерева, да и сами часы смотрелись очень хорошо. К тому же падение флага на них было не только видно, но и слышно. Вот как рассказывал голландский гроссмейстер Доннер о концовке своей партии с престарелым Земишем: «Флажок на его часах достиг горизонтального положения. Он не делает хода, хотя должен сделать еще три… Он окаменел. Флажок падает. Падение флажка сопровождается таким нежным звуком, что только настоящие шахматисты могут это услышать».




Часы «Garde» выпускал завод в Германской Демократической Республике, несуществующей сегодня стране, растворившейся в 1990 году в Федеративной Республике Германии. Завод, производивший в числе прочего эти часы, функционировал и во время войны. Он насчитывал тогда 10 000 рабочих, главным образом – подневольных, и был отмечен орденом как «одно из лучших национал-социалистических предприятий». Во времена ГДР предприятие тоже завоевало три награды: орден Карла Маркса, орден Героя социалистического труда и орден Трудового Красного Знамени. Впрочем, не буду отвлекаться.


Все партии на Олимпиаде в Лейпциге (1960) игрались с часами «Garde»


На часах «Garde» игрался и наш с Максом Эйве матч в Хилверсуме (1975)


И знаменитые турниры «Интерполис» в Голландии. Начинается партия Карпов - Спасский (Тилбург, 1980)


И турниры в Вейк ан Зее. За партией Ян Тимман - Юрий Балашов наблюдают Михаил Таль и автор этих строк (1982)


И все матчи на первенство мира, включая поединки Карпова с Корчным и с Каспаровым. Последний матч с часами «Garde» был сыгран в 1993 году Каспаровым и Шортом, после чего державший почти полуторавековое испытание механизм вытеснили электронные часы.

Не для всех представителей старого поколения переход на них прошел безболезненно. Если Ботвинник настаивал на капабланковском контроле, Ратмир Холмов так и не смог к привыкнуть к электронным часам. В феврале 2004 года после одного из туров «Аэрофлота» он жаловался: «Сегодня время просрочил. Впервые в жизни! Эти электронные часы – слепые какие-то. На старых всё хорошо было видно: флажок поднимается – цейтнот, моментально пару ходов делаешь, а здесь…»

Для кое-кого деревянные шахматные часы не потеряли своей магии. Они до сих пор считают, что строгого дизайна, обрамленное деревом часовое устройство выглядит значительно благороднее, нежели бездушный и бесшумный пластиковый ящичек, пришедший ему на смену.

Будем снисходительны к старикам, ведь они вообще чувствуют себя неудобно в этом странном времени: не только шахматные часы без флага, но и телефон без кнопок (а диски на телефонах кому мешали?), двери без ручек, люди без мозгов, отношения без чувств...

Сегодня все соревнования проводятся на электронных часах. Время на них фиксируется с предельной точностью. На старых механических это было много труднее. Помню не один спор, когда дававший фору минута к пяти Генрих Чепукайтис уверял, что отмеряна ровно минута, в то время как соперник короля питерского блица настаивал на том, чтобы флажок был приведен в положение еще более близкое к горизонтальному (игра шла, понятно, на деньги).

Случалось, механические часы не выдерживали сумасшедшей пальбы, и кнопка вылетала из тела механизма. Или часы, как ворота в хоккее, сдвигались с места, а то и падали, превращая многообещающую позицию в груду хаотично валяющихся на доске деревяшек.

Теперь появилась возможность играть с различными контролями, с фишеровским добавлением времени и т.д. Электронные часы появились в различных формах и модификациях. Недавно на сайте появилась реклама новых, ультра-компактных часов. Прогресс продолжается, и кто знает, может, через несколько лет часы, которыми пользуются сегодня на всех турнирах, тоже станут античной вещью, как это произошло с деревянными. Или дело пойдет еще дальше?

В конце прошлого века (1999) я написал юмореску-фэнтези «Пекин-2024». Дата в названии текста, тогда казавшаяся далеким будущим – как-никак четверть века, – сегодня не представляется такой уж недосягаемой. Был в тексте абзац и о шахматных часах. Прибегну к автоплагиату.

«В 2009 году были наконец отменены часы Фишера. Все соревнования ФИДЕ проводились теперь с часами «No Mercy» Суть часов «Без пощады» заключалась в том, что после каждого хода у игрока автоматически вычиталось десять секунд. «С прежним слюнтяйством наконец-то покончено!» – с воодушевлением встретили новинку настоящие профессионалы. Действительно, выгоды были налицо: играть затяжные партии стало само по себе опасным занятием. В случае нерешительных действий или топтания на месте исчезающее с каждым ходом время могло привести к проигрышу даже сильнейшей стороны. Количество ошибок возросло, и до эндшпиля дело почти не доходило. Знатоки старины вспомнили блистательного Таля, говаривавшего, что у него эндшпиль может возникнуть либо с лишней фигурой (в случае удачно проведенной атаки), либо без оной (ежели атака не удалась). «В обоих случаях заключительная стадия партии не требует специальных знаний и не может длиться долго», – якобы утверждал он. «Именно этого и ждет публика: красивых комбинаций и ярких атак, – поддерживали это мнение поборники зрелищной линии в шахматах. – Только таким образом мы сможем выйти на телеэкраны и составить достойную конкуренцию теннису и футболу». Сторонникам отживающих себя часов Фишера они язвительно замечали: «Так мы еще и до отложенных партий договоримся».

Даже философы выступили в защиту новых веяний, ссылаясь на аналогию с самой жизнью, когда минуты и секунды убегают из будущего в прошлое и уходят от нас навсегда. «Ни в коем случае нельзя продлевать столь скупо отмеренные нам мгновения, – подал голос знаменитый Бергсон. – Будущее растворено во вневременном настоящем, у которого нет ни малейшей перспективы, поэтому прибавление времени в шахматах создает ненужные иллюзии и оттягивает неотвратимый конец, выраженный в мате».

Надобность в переключении часов, кстати, совершенно отпала: после сделанного на электронной доске хода автоматически вступали в действие часы соперника. Это было не только веяние прогресса, но и отчасти вынужденная мера, позволяющая избежать дополнительных болезненных ощущений в указательном пальце. Дело в том, что у шахматистов, не только регулярно участвующих в соревнованиях, но и вынужденных проводить по многу часов в день перед экраном компьютера, от беспрерывного нажимания на кнопку «enter» появилась профессиональная болезнь, именуемая «еnter-finger».

Болезнь приняла такие масштабы, что в аптеках стали продаваться специальные напальчники, которые так и назывались – «enter-finger». Различной окраски и размеров, многие были снабжены и текстом, причем наряду с незамысловатым, типа «The best there is…» или «Только наш enter-finger гарантирует полную безопасность поискового процесса», встречались и поэтические, например: «Лучше в шахматы играть – «enter-finger» надевать!» По рекомендации своего провайдера гроссмейстеры обеспечивались enter-finger’ами бесплатно. Красивые девушки-шахматистки, лукаво улыбаясь, рекламировали напальчники по телевидению, а их менее удачливые товарки шушукались, что на рекламе enter-finger’ов те зарабатывают больше, чем они за победу в крупном международном турнире».


* * *
Когда я поставил точку, вдруг вспомнил, что у меня самого где-то должны быть шахматные часы с прежнего времени, как старые советские, так и марки «Garde». Кажется, имелись и электронные. После долгих поисков я смирился было с тем, что часы затерялись при переездах, но в самый последний момент обнаружил их в самом дальнем ящике подвального бокса. Не помню, когда их в последний раз касалась рука человека.

Геннадий Сосонко