В июле 1976 года после окончания ИБМ-турнира в Амстердаме Виктор Корчной попросил политическое убежище в Голландии. Это импульсивное, пусть и долго вынашиваемое решение далось ему нелегко, и он был очень напряжен в те дни. Намекая на полученные нами в свое время специальности, я пытался его расшевелить: «М-да…Такая вот получилась история с географией».

Вейк, 1984

Корчной закончил исторический факультет ленинградского университета. Я – географический, двенадцать лет спустя. Странным образом темы наших дипломов были связаны с одной страной. Если будущий историк анализировал политическую ситуацию во Франции накануне Второй мировой войны, географ занимался экономикой Лотарингии и местом Франции в Общем рынке.

Когда я учился в десятом классе, Владимир Григорьевич Зак спросил как-то о моих дальнейших планах. Узнав, что я еще не решил куда поступать, тренер ленинградского Дворца пионеров рекомендовал мне географический факультет университета.

«Во-первых, – сказал Зак, – учеба там необременительная, во-вторых, и в главных, замдекана на геофаке – Сережа Лавров, мой хороший знакомый. Лавров сам шахматист, и отпускать на соревнования тебя будут без всяких проблем. Ну, а если совсем уж не понравится, переведешься на другой факультет».

Я поступил на геофак, и Сергей Борисович Лавров стал руководителем всех моих курсовых работ, а потом и диплома. Не могу сказать, что экономическая география так уж интересовала меня, но, хотя порой я и задумывался, не пойти ли по другой стезе, пять лет пролетели незаметно, и в 1965 году я закончил курс наук.


Большой любитель шахмат профессор Лавров и гроссмейстер Корчной. Соседи по дому, они дружили семьями. Когда Корчной уезжал на турнир, Лавров всегда провожал его: любивший ритуалы Виктор верил, что и этот поможет ему хорошо выступить в соревновании

Учиться мне было легко: всё в капиталистических странах, экономикой которых я занимался, было подвержено кризисам, гниению и застоям, а набиравшая силу французская коммунистическая партия в скором времени должна была прийти к власти. Придерживаясь этой линии, можно было быть вполне успешным студентом.

«Специализируясь по экономической географии капиталистических стран, Сосонко уже тогда готовил себя к эмиграции на Запад», – прочел я в шахматной энциклопедии, изданной в Англии. Несмотря на эту милую шутку, шансы на практическое использование полученных в университете знаний приближались к нулю. Судьба рассудила иначе, и однажды учеба аукнулась самым неожиданным образом. Играя в матче Голландия - Франция в Страсбурге в 1975 году и гуляя по городу, я не без удовольствия читал знакомые названия лотарингских городков на дорожных указателях: Мец, Нанси, Эпиналь…

Когда в 1955 году Корчному устроили разнос в Спорткомитете за неудачное выступление в XXII-ом первенстве страны (1955), - предпоследнее место - он в сердцах бросил: «На следующей неделе начинается чемпионат Ленинграда. Если не выиграю, снимайте с меня стипендию! Брошу шахматы, пойду учителем в школу!». Не думаю, чтобы он действительно осуществил эту угрозу, но Виктор победил тогда в чемпионате города с результатом +15, установив до сих пор никем не побитый рекорд.

Я же после окончания университета действительно получил распределение на работу в качестве учителя географии, но символическая служба в спортивной роте отодвинула эту обязанность на год, а потом и навсегда. Вряд ли теперь мне снова представится возможность учить детей, не говоря уже о том, что за истекшие десятилетия история, стерев с карты одни государства и создав массу других, основательно изменила географию.

* * *

В августе 1972 года я эмигрировал из Советского Союза. Когда два месяца спустя я решил переселиться из Израиля в Европу, то не знал точно, на какой стране остановиться. Для ориентации я реквизировал у иерусалимского приятеля (бывшего питерца) карту походов Антанты на молодую советскую республику в 1918 году. На ней отсутствовали названия европейских стран, из которых по направлению к России тянулись зловещие стрелы, но и такая карта являлась каким-никаким подспорьем. На всякий случай я обзавелся билетом Тель-Авив - Амстердам – Париж – Франкфурт, годный для пользования в течение года. В отличие от билета Корчного по маршруту Москва - Амстердам - Москва (1976), мой был взят только в одну сторону.



* * *

Так получилась, что первая остановка оказалась для меня последней. Я склонен верить в приметы судьбы, как и вообще в приметы. Увидев во время моего первого опена в Гааге книгу о ленинградском варианте голландской защиты, я подумал, что в названии варианта заключен для меня какой-то знак. Правда, после выигрыша зонального турнира в Барселоне (1975) я всерьез раздумывал о сделанном предложении поселиться в столице Каталонии: каталонское начало верой и правдой служило мне в течение всей карьеры. Да и замечательная Барселона произвела тогда невероятное впечатление. Но как-то пороха не хватило, да и за почти три года уже привык к Амстердаму.

В середине восьмидесятых мне предложили играть в Бундеслиге за команду из другого указанного на билете города – Франкфурта, и я долго не раздумывал. За франкфуртскую команду «Королевский конь» я отыграл несколько сезонов. Плохо представляю, какая роль будет предназначена в моей жизни Парижу, но билет я на всякий случай, как видите, сохранил.

Играя в шахматы, а потом капитанствуя на Олимпиадах или комментируя, я всегда пытался совмещать эти занятия с познавательной программой. Участие в турнире в Сан-Пауло (1978) вылилось в едва ли не месячное пребывание в Рио-де-Жанейро, а потом в посещение Кюрасао и Арубы. Длительному малайско-сингапурско-таиландскому турне я обязан растянувшемуся на месяц круговому турниру (26 участников), игравшемуся в различных городах Индонезии (1982). А почти трехмесячной поездке в Гонконг, Японию, Австралию и Новую Зеландию (1992) - двухнедельной тренерской сессии с одним новозеландским мастером, вскоре после наших необременительных занятий оставившим игру (или вследствие их?). Но можно ли этот познавательный интерес считать пробудившейся вдруг тягой к географии? Не уверен. Скорее это любопытство к жизни, столь отличной от той, которую я вел в первой половине ее.

Я много раз бывал в Соединенных Штатах, когда и подолгу. То же самое может быть сказано и об Англии, но страна, которую я посещал чаще всего, - соседка Голландии, чтобы не сказать близкая родственница: Бельгия.

Знаменитый петербургский адвокат Анатолий Федорович Кони в молодые годы ездил отдыхать в бельгийский Остенде, потом на Рижское взморье, в конце жизни - в Сестрорецк. Я проделал тот же маршрут в обратном порядке.

В детстве я ездил на дачу в Сестрорецк, потом, когда работал с Талем, бывал на Рижском взморье, а поселившись в Амстердаме, влюбился в старомодный Остенде, где однажды провел три замечательных месяца. В памяти остались огромные песчаные пляжи, замечательная променада, помнящая еще Тарраша, Яновского, Чигорина, Рубинштейна и Маршалла. Не говоря уже о множестве ресторанчиков и кафе: институт получения удовольствия от жизни развит в Бельгии много лучше, чем в деловой Голландии, славящейся, впрочем, другими соблазнами.

Если уж я упомянул Кони, замечу, что очень ценю его как писателя и вообще, как личность. Лет пятнадцать назад, прочтя, что мои бывшие земляки обратились в мэрию Санкт-Петербурга, дабы назвать какую-то площадь его именем, я внутренне порадовался и даже возгордился ими, но потом выяснилось, что речь идет о любимой собаке президента.


* * *

Усыпив ваше внимание старческим брюзжанием, сомнительными реминисценциями и за уши притянутыми параллелями, я подвел вас к главной теме повествования.

Время действия – декабрь 1986 года. Место – Бельгия, Брюссель. Турнир ОХРА, в котором играют в два круга Гарри Каспаров, Виктор Корчной, Джон Нанн, Роберт Хюбнер, Найджел Шорт и Лайош Портиш. Чемпион мира сыграл вничью только один мини-матч – с Шортом, опередив в итоге занявшего второе место Корчного на два очка. Но не об этом речь.

Однажды вечером у Каспарова с Шортом в баре гостиницы Хаят, не помню уже в какой связи, зашел разговор о Соединенных Штатах. «Да я тебе все пятьдесят американских штатов прямо сейчас могу назвать!» - сказал Гарри, до того, кстати, никогда не бывавший в Новом Свете.

«Так уж прямо и все?» – засомневался англичанин. «Именно все!» Заключили пари, и Каспаров приступил к делу. Бумаги под рукой не оказалось, и была извлечена карта гостя. Она сохранилась, пусть и в неприглядном виде, присутствовавшим там же Бесселом Коком.


Наверняка и сегодня Каспаров составил бы этот список, но сделал ли бы он это на русском?..

На первое место Гарри, легко выигравший пари, поставил, как видите, Нью-Йорк. Вы, конечно, не верите в проговорки по Фрейду, или как это там называется у отца психоанализа. Ни, тем более, в предчувствия и в роль бессознательного. Но ведь всё совпало – не только страна, но и штат, и город в этом штате. И даже сегодняшнее место проживания Каспарова – в каких-нибудь двух десятках блоках от манхеттенского отеля Плаза, что на Пятой авеню. Именно там он провел почти месяц во время своего первого посещения Соединенных Штатов в памятном 1990 году, когда игрался очередной его матч с Карповым.

Через пару месяцев исполнится семь лет с тех пор, как он покинул Россию. Каспаров далеко не единственный чемпион мира по шахматам, оказавшийся в эмиграции, даже если ему самому не нравится это слово. Как и где сложится его дальнейшая жизнь? Пока ясно, что география места, где Гарри Каспаров будет находиться в будущем, полностью зависит от истории, ход которой, как всегда, совершенно непредсказуем.

Генна Сосонко