Когда-то этот человек взорвал шахматное общество, неожиданно для всех став чемпионом мира. Пусть и не играли в Лас-Вегасе-1999 Каспаров с Анандом. Тот Лас-Вегас – и звездный час, и боль. О драме, случившейся в жизни чемпиона мира, мы не догадывались…
Рядовой
– Анатолий Карпов нам рассказывал, как встречал Новый год за шахматной доской на турнире в Гастингсе. Из-за доигрывания пропустил полночь и по московскому времени, и по британскому. С вами такое бывало?
– Ровно 30 лет назад проходил юношеский чемпионат Европы. Обеспечил первое место за два тура до финиша. 31 декабря играю с финном. Вроде хочется победить – но партия затягивается. Думаю: да ну… Турнир-то я выиграл? Выиграл! Вот не максималист я! Дело к полуночи – предложил ничью.
– Финн обрадовался?
– По-моему, на это и рассчитывал. Вообще-то для меня Новый год – праздник домашний, я от турниров чаще отказывался. Но есть гроссмейстеры-маньяки, которые обожают новогодние посиделки за шахматной доской.
– Самый необычный ваш Новый год?
– С шахматами он не связан. Если тот, где финн получил ничью, я встречал свободным человеком, за границей, то следующий – уже рядовым Советской армии. Был в наряде на кухне.
– Картошку чистили?
– Посуду мыл ледяной водой. Но там хоть можно было подумать о своем. Поэтому не рвался с кухни обратно в казарму.
– Спирта не было?
– Что вы! Откуда? Меня только-только призвали. Домыл посуду – и лег спать. Часть приличная, хозяйственный взвод при академии Можайского. Туда с мрачных окраин Советского Союза солдат не брали. Так что обстановка была если не интеллигентная, – то спокойная.
На второй год службы ездил уже по шахматным сборам. То первенство Вооруженных сил, то Кубок чемпионов. До сих пор лежат часы с гравировкой от министра обороны за победу в Кубке. Кто ж тогда был-то… Язов, точно! "От маршала Язова – рядовому Халифману". Я даже успел поработать в бригаде у ясного солнышка нашего…
– Это у кого?
– У Карпова. Он же относился к ЦСКА. Считался шахматным генералом. Другим генералам солдаты баньку строят на участке. А генералу Карпову помогали с вариантами. В подмосковном пансионате – рядовой Халифман, рядовой Иванчук. Васю специально командировали из Прикарпатского округа.
– Помогли Карпову?
– Не факт. Он готовился к очередному матчу с Каспаровым. Начни играть в те шахматы, которые нравились мне, Гарри Кимович его бы разгромил. У Анатолия Евгеньевича другая территория, позиционная игра. А я молодой, комбинационный…
– Значит, вы с юности рядом с Иванчуком. Человеком невероятным.
– Вася – это космос! Что-то близкое к Фишеру. Всё в жизни, что не шахматы, Иванчук воспринимал как досадную помеху. Я в большом преклонении перед его гением.
– Нам говорили, Иванчук после поражения может заплакать.
– Заплакать-то – ладно. Мне кажется, Вася и головой о стену может удариться. Иногда под впечатлением от сыгранной партии начинает скакать по фойе гостиницы, что-то бормоча под нос. А рядом туристы, далекие от шахматного мира. Представляете их реакцию?
– Как же он служил?
– В Прикарпатье ему создали условия. Шахматная организация там была серьезная, все понимали, что за фигура – Иванчук. Едва ли столкнулся с "дедами".
– В гости к Василию заглядывали?
– Ни разу. Это не Боря Гельфанд, у которого я и на свадьбе в Минске был. Предполагаю, у Васи дома всё в пыли, валяются книжки, посреди стол с вытертой до блеска шахматной доской. Компьютер он не любит, работает исключительно с "живой" доской.
– У него же была супруга-шахматистка, Галлямова.
– Алиса – это давным-давно. Потом была еще жена. Но я не думаю, что Иванчук на это обращал много внимания.
– Сейчас как поживает?
– По-прежнему играет. Конечно, это дорога с ярмарки, в марте стукнет 47. Но Вася будет биться до последнего. Шахматы – его жизнь.
– Что помешало Иванчуку забраться очень и очень высоко?
– Нервная система. У Васи она уязвима.
– Нельзя постоянно жить шахматами?
– Да! Опасно заныривать на такую глубину! Нужно уметь переключаться. В молодости я занимался, наверное, не больше Иванчука – но мой КПД выше. Потому что Васю шахматы привлекали во всех проявлениях, изучал какие-то безумные, экзотические гамбиты. Я же старался действовать рационально. Не распылялся.
– То, что с вами происходило после партии с Виталием Цешковским, у Иванчука случается регулярно?
– Вот-вот. Человек настолько погружен в шахматы, что это начинает работать против него.
– Правда, что из-за поражения от Цешковского вы перестали спать ночами? Сходили с ума?
– Ну уж нет, с ума не сходил. Мне не так много дано, но один из плюсов – стабильность. Тогда был срыв, который длился пару дней. Если б победил – получал бы отличные шансы в своем первом чемпионате СССР. Но я проиграл и расклеился. Наутро проснулся в полной убежденности, что это – дурной сон! А партия мне лишь предстоит! Некоторое время пытался соотнести все с реальностью.
– А говорите, с ума не сходили.
– Но я же не побежал в турнирный зал, не потребовал играть эту партию – потому что вчерашнее мне приснилось. "День сурка" в классическом виде!

Перельман
– Вы так и остались без диплома?
– Да. В тот момент выхода не было. Либо учиться – либо ездить по шахматным турнирам. Когда бросал университет, не предполагал, что загремлю в армию. Солидные дяди с погонами с военной кафедры другого института клялись, что все будет нормально: "Да какая армия? Мы переведем, не волнуйся!"
– А потом?
– Пропали. Законы были хитрые – всё на тоненького. При смене вузов существовали две категории. В первом случае отсрочка от армии сохранялась, во втором – сразу сгорала.
– У вас были ситуации, когда понадобился бы диплом?
– Нет. Тут что-то от лукавого. Если речь о работе шахматным тренером – какое к этому имеет отношение диплом матмеха?
– У молодых гроссмейстеров тоже дипломов нет?
– Подавляющее большинство без школьного образования! Нет диплома у Карлсена, Каруаны, Грищука… Вообще это легенда, что для игры в шахматы надо быть интеллектуалом в жизни. Ученым масштаба Ботвинника или певцом вроде Смыслова. Ратмир Холмов был грузчиком. При этом замечательный мужик и шахматист.
– За три курса матмеха насмотрелись на странноватых студентов?
– Чудаков хватало. Абстракции запредельного уровня, заблудиться в этом внутреннем мире проще простого. Я же еще в школе учился с Гришей Перельманом, в параллельных классах.
– Школьник Перельман всюду ходил с мамой?
– Нет. Гриша был веселый парень, анекдоты рассказывал, в шахматы неплохо играл. Если Иванчук при знакомстве целиком был "там", к внешнему миру имел касательство относительное, то Перельман одной ногой все-таки находился "здесь". Но иногда взгляд резко менялся. Вроде только что Гриша был с нами, и вдруг мыслями уже где-то далеко. Игры разума!
– С тех пор виделись?
– Нет. Я уезжал на три года в Германию, а когда вернулся – Гриша окончательно ушел в себя. Живет уединенно.
– Получи вы миллион долларов, как Перельман – на что потратили бы?
– Это вопрос – кому бы миллион достался? Мне 30-летнему? Или сегодняшнему?
– Сегодняшнему.
– Сейчас у меня такое подавленное состояние, что засунул бы миллион в трехлитровую банку – и спрятал в место понадежнее. На собственном примере знаю, насколько полна жизнь неприятными неожиданностями. Мечты во что-то вложиться у меня нет. Но есть вещи, от которых лучше страховаться. Я в курсе, сколько в нашей стране стоит нормальная медицина.
– Почему подавлены?
– По причине неопределенности будущего. Хотелось красиво отметить юбилей, а потом думаю: да гори огнем!
– Неопределенность в тренерской работе?
– Да. Настоящий кайф – помогать шахматистам из сильного мастера превращаться в классного. Но огромного спроса на эту работу нет.
– Как-то в Питере мы встретились с боксером Романом Кармазиным, экс-чемпионом мира среди профессионалов. Он тоже давал уроки. Одно занятие – 400 рублей. У вас какие цифры?
– 400 рублей – несерьезно. Не представляю, какие жизненные бедствия могут довести чемпиона мира по боксу до уроков за 400 рублей. У меня расценки совсем другие. Тренировать очень нравится. Хотя попадаются проблемные ученики.
– Что такое – проблемный ученик? Тупой?
– Тупые до мастерского уровня не доходят. А вот патологически ленивые случаются. Никакие трюки с мотивацией не прокатывают – будто лбом об стену! Придумываешь им заманухи, кнуты и пряники – а слышишь вялое: "Да зачем мне это?"
– Вы о гроссмейстерах?
– Да! На природном таланте 16-летними пробиваются в мировые Top-100. Рядом элита. Внезапно застывают.

Банк
– Как разлетелись ваши полмиллиона долларов за Лас-Вегас?
– Можно, перекурю? Это больная тема… Полмиллиона не разлетелись, а улетели. Я решил, что нужна та самая "подушка безопасности". Отнес деньги в западный банк. Время спустя обнаружил – ни счета, ни денег.
– Что ж за банк?
– Пока не скажу. В Германии. Помню этот момент – спокойно прихожу: "Сколько у меня на счету?" Девочка щелкает клавишами: "Такого счета не существует". Я проверяю циферки, показываю: "Вы не ошиблись?" – "Он закрыт пять лет назад". Дальше завязалась переписка.
– Что выяснили?
– Мне присылали дивные ответы на немецком языке. Оказалось, за пять лет до этого кто-то написал: "Прошу все мои деньги снять с такого-то счета и перевести в другой банк". Ни даты, ни точной суммы. Когда я показывал эту бумажку людям, связанным с банковским хозяйством даже в нашей стране, они хохотали: "Да по такому "документу" 100 евро не переведешь!" Это долгая и грустная история, которая еще не закончилась…
– Так вы судитесь?
– Пока нет. Видимо, буду. Западные юристы огорчили до невозможности. Это в кино показывают, как дама пролила на себя кофе, отправилась в суд и выиграла миллион. Потому что на стаканчике не написано, что кофе горячий. На самом деле, если частное лицо судится с мощной корпорацией – все настолько спорно!
Первый юрист сказал, что дело выеденного яйца не стоит, и мне сейчас все принесут. Вместе с компенсацией за моральный ущерб. Потом заговорили иначе: "А если банк приведет пять свидетелей, которые подтвердят, что именно ты сделал перевод? Ксерокс паспорта у них есть, ты же открывал счет". Подпись на бумажке не моя и не слишком похожа. Как говорится, "в общих чертах". Но ни одна почерковедческая экспертиза не дает стопроцентную гарантию. Суд может принять во внимание – а может не принять. Это не ДНК, не отпечаток пальца.
– Ваша версия – что произошло?
– Сговор на определенном этапе. Уверен, мошенничество со стороны отдельного клерка, а не организации.
– В каком году вскрылось?
– В 2008-м. Пять лет счет не проверял. Ну, лежит и лежит. Хранил бы в трехлитровой банке – что, раз в неделю ее надо откапывать? После Лас-Вегаса на волне успеха прилично зарабатывал, что-то добавлял. Затем стал реже бывать в Европе, и в банке не появлялся.
– Сколько было денег?
– Около 600 тысяч долларов.
– История тянется восемь лет. Не пора ли ускориться?
– В Германии на ответ четкие сроки, оговоренные законом, – четыре месяца. Немцы их используют по полной программе. Причем ответы из серии – "она утонула". "Что с моим счетом?" Четыре месяца спустя письмо: "Ваш счет закрыт такого-то числа 2003 года. С уважением". Шлю второе письмо: "Закрыт на каком основании?" Еще четыре месяца – приходит та самая филькина грамота с поддельным автографом.
– У вас есть ощущение, что банк это дело расследует?
– Ощущение, что от меня отмахиваются. Скорее всего, понимают, что их косяк. Но признать – неприемлемо. Репутация! Меня юристы предупредили: банк пойдет до конца. У него серьезные адвокаты. Не предугадаешь, что будут изобретать и додумывать. Возможны встречные иски.
– Ваше внутреннее равновесие здорово пошатнулось после этого?
– Если б сразу дошло – было бы плохо дело. Но доходило постепенно. Сначала-то думал, ерунда, сбой программы. Это же банк, а не МММ! Мне казалось, на Западе отрегулировано все идеально. На улице обидят – полиция разберется. Машина на тебя наедет – тоже, пусть за рулем хоть сын бургомистра. Но когда оказываешься в финансовых непонятках против корпорации – большой вопрос, кто и с чем разберется.
– Помните, как рассказывали жене?
– Звонил ей в тот же день, перепроверял циферки счета. Софья не приучена к роскошной жизни. А на нероскошную нам хватает.

Каспаров
– Напряжение в ваших отношениях с Каспаровым откуда возникло?
– Из-за моего длинного языка.
– Что-то про Гарри Кимовича ляпнули?
– Боже упаси! 1992 год, Олимпиада в Маниле. Утром в столовой встречаю Клару Шагеновну, маму Каспарова. "Саша, рада вас видеть. Гарик на завтрак не ходит. Что посоветуете взять?" Обычный доброжелательный разговор. Потом сообщает: "Я считаю, Дреев здесь играет слабо, на следующие туры его выставлять не надо". Мне бы промолчать! Или кивнуть!
– Что ответили?
– "А почему это вас беспокоит? У команды есть тренеры, они решат…" Без всяких грубостей и переходов на "ты". Тут же взгляд – короткий, как укус змеи. Больше с ней никогда в жизни не обменялись даже словом. Я здороваюсь – она проходит молча. И с Каспаровым отношения испортились. Не знаю, мама повлияла или съезд.
– Какой съезд?
– Шахматистов, в 1993-м. Когда его посетила волшебная идея – развалить ФИДЕ. С трибуны расписывал, что заживем, как в сказке. А я из зала позволил себе пару реплик. Выражая некоторый скепсис. Потому что это был не первый организационный опыт Гарри Кимовича. В конце 80-х создали "Ассоциацию гроссмейстеров", провели несколько турниров. С ФИДЕ не дрались – но война амбиций, и Гарри Кимович произнес: "Я Ассоциацию породил, я ее и убью…"
– С ним-то здоровались?
– То начинали, то прекращали.
– В каждом соприкосновении с Каспаровым чувствовали, что он вас терпеть не может?
– Да я на этом не зацикливался. Старался быть толстокожим.
– Он же вас ни разу не обыграл?
– Все четыре партии в "классику" завершились вничью. Одна из них стоила Каспарову победы на турнире в Реджо-Эмилии. Накануне заключительного тура он делил с Анандом первое место. Со мной белыми не справился. А Виши черными одолел Белявского и выиграл турнир.
– Прошлой осенью Каспарова дисквалифицировали на два года за нарушение морального кодекса ФИДЕ.
– То, что провернули Каспаров с Леонгом (экс-генеральный секретарь ФИДЕ. – Прим. "СЭ"), пахнет скверно. Хотя не во всех странах лоббизм уголовно наказуем. А с другой стороны – судьи кто?! Если уж комитет по этике дисквалифицировал Каспарова, за разные фокусы нужно было наказать и господина Макропулоса!
– Нынешнего и.о. президента ФИДЕ?
– Совершенно верно. В той ситуации все хороши. Я не сторонник теории Ломброзо, но достаточно взглянуть на лицо Макро, чтоб составить мнение об этой персоне. Хуже всего, что он абсолютно не уважает шахматистов! Даже не стремится вести себя корректно!
– Самое яркое проявление в этом плане?
– Олимпиада в Элисте. Участников и руководителей ФИДЕ поселили в Сити-Чесс. Макро закатил в номере праздник. Детали оставим за кадром – но было очень громко. Всю ночь. В том же коттеджике жил гроссмейстер Рублевский. Когда пожаловался на шум, Макро усмехнулся: "Ты кто такой?! Твое мнение меня не волнует!" Поверьте, это не единственный эпизод.
– Что вы не понимали про Каспарова раньше, но поняли годы спустя?
– Всегда знал, что он страшно эгоцентричен. Есть Каспаров – и мир вокруг него. Шахматист-то гениальный. Исключительно быстрый и глубокий счет. Способность концентрироваться в критический момент. Схватывать мельчайшие нюансы в секунду. Все это укрепило в нем мысль, будто в любых областях он личность вселенского масштаба. Легендами обросли истории, как еще в институте поучал профессоров. Это не мания величия. Особенность характера.
– Вас критический момент заставлял сконцентрироваться – и начинали лучше играть?
– К сожалению, нет. Я не паниковал. Проблема в том, что этот момент не улавливал. Не ходит же судья с колокольчиком: "Внимание! Критический момент, пора напрячься!" Бывало, вот он, рядом – но проскользнул. А я не заметил.

Дипломат
– Из-за конфликта с Каспаровым вас в середине 90-х перестали приглашать на крупные международные турниры?
– Напрямую увязывать это с Каспаровым глупо. В теорию заговора не верю. Но и случайностью не назовешь. Я не жалуюсь – констатирую факт. С 1993-го по 1997 годы у шахматистов с моим рейтингом было гораздо больше возможностей играть в круговых элитных турнирах. Я же болтался в безвоздушном пространстве. Когда в 33 года решил уходить и заняться собственной школой, к всеобщему изумлению выиграл Лас-Вегас. И вспомнил Корчного.
– Почему?
– В советских газетах была рубрика – "Письма трудящихся". Там в период матча с Карповым прикладывали "отщепенца" Корчного. Если не читали, много потеряли. А в 1999-м раскрываю немецкий шахматный журнал и вижу серию писем читателей – о себе. Отщепенцем не называли, но смысл такой – чемпион липовый, позор ФИДЕ, Илюмжинову…
– А вы?
– Поначалу дергало. Со временем привык. Мне ставят в вину, что выиграл тяжелейший турнир, где не было Каспарова и Ананда. Зато были Крамник, Широв, Гельфанд, Адамс, Камский…
– Кто-то из гроссмейстеров отреагировал так же, как немецкие "трудящиеся"?
– Не столь топорно, на уровне подтекста. Мол, нокаут-система – фикция. Да, "классика" – это традиции. Там, как нигде, велика роль тренерских бригад, целевой подготовки. Но у почтенной публики затяжные матчи порой интереса не вызывают. А в "нокауте" сюжеты невероятные, триллеры – раз в два дня!
– Когда осознали, что в Лас-Вегасе победить реально?
– В меня никто не верил. Перед отлетом давал в Пулкове интервью ветерану питерской журналистики Эрнесту Серебренникову. Включили камеру, слышу бодрый голос: "Не беда, Александр, если проиграете на ранней стадии. В школе ваш опыт все равно пригодится молодым шахматистам…" Я виду не подал, но завелся. Это чувство усилилось, когда в первой партии меня обыграл Баруа, не самый грозный гроссмейстер из Индии. Думаю – да что ж такое?! Во втором круге с приключениями дожал Камского. И тут что-то открылось. Понял – возможно всё.
– Как спалось накануне финала?
– Великолепно. Прежде были перебои со сном. Четко помню, что началось это в 1989-м. Гронинген, длинная, занудная партия с голландским мастером. Выигрываю. Вечером ложусь, а мозг не выключается, идет бесконечный счет вариантов. С той поры перепробовал разные техники быстрого сна – ничего не помогало. А в Вегасе засыпал, как младенец. Был уже так измотан, что не осталось сил нервничать, думать о посторонних вещах. Например, о деньгах. В итоге последним узнал подробности, связанные с призовым фондом.
– То есть?
– Он был 5 миллионов долларов, из них победителю – 600 тысяч. В июле за месяц до старта приехал в Вегас с инспекцией крупный функционер ФИДЕ. Сразу оговорюсь – не Кирсан Николаевич. Оценил готовность к турниру, ну и не удержался, поиграл в казино.
– Неудачно?
– Весьма. Совпадение или нет, но именно после этого с призовым фондом возникли проблемы. В прессе не афишировали. С шахматистами, которые вылетели в первом и втором круге, расплатились. Остальным вручали расписки, ссылаясь на временные трудности.
– И вам?
– В сентябре перечислили часть суммы, пообещав окончательный расчет к Новому году. Жду. 10 декабря, 20-е, 30-е – тишина. Утром 31-го звонит телефон: "Александр Халифман?" – "Да" – "Кирсан Николаевич просил кое-что передать. Как с вами встретиться?" Диктую адрес – жил тогда на окраине Питера. "Возле дома автобусная остановка. Буду там стоять".
– Интересно.
– Вылезаю на остановку, снежок валит, благодать. Тормозит джип, выходит серьезный дядька в кожаной куртке: "Кирсан Николаевич всегда держит свои обещания!" Протягивает дипломат – и по газам.
– Что в дипломате?
– Как в гангстерском кино – пачки долларов. Вся причитающаяся сумма – в районе 400 тысяч.
– Пересчитали?
– Дома. На остановке хватило ума не открывать дипломат.
– Самое комичное, что дарили вам за победу на турнире?
– Расскажу две истории из 90-х. Первая – сеанс на птицефабрике в Ленинградской области. Человек, все организовавший, слезно извинялся за то, что не смог заплатить сумму, о которой изначально договаривались. Довез меня до дома, открыл багажник. Со словами: "Вот вам маленький сувенир" вручил короб бройлерных цыплят. Жена их потом раздавала родственникам и друзьям.
– Представляем, какой смрад на птицефабрике.
– Обошлось. Ехал с опаской, что будем играть в сарае, под кудахтанье и запах. Но сеанс был в ДК, антураж стандартный.
– А вторая история?
– Сеанс в Германии. Бонусом организаторы подарили красивейший комплект шахмат, сделанный по эскизам знаменитого художника Йозефа Бойса. Не эксклюзив, фабричный выпуск, но все равно круто. Дома решил поближе ознакомиться с его творчеством. И вычитал, что никакими эскизами шахматных фигур Бойс не занимался. То, что выдают за его работу – фуфло. Теряюсь в догадках – сами-то немцы об этом знали?

Особняк
– Илюмжинов недавно описывал в интервью, как в 1999-м после Лас-Вегаса отправился с вами на прием к Путину: "Сидим, чай пьем. Путин спрашивает: "Есть проблемы?" Все-таки они с Халифманом земляки. Александр вытаскивает бумажку. Речь шла об аренде здания под шахматную школу. "Нехило!" – отвечает Путин. Ну а мой вклад выразился в том, что подарил школе оборудование: шахматы, учебники, компьютеры…"
– Подарков Кирсана Николаевича мы не увидели. Наверное, затерялись в пути. И "нехило" от Путина я не слышал. Он сразу начал расспрашивать про здание: "Там военкомат?" – "Нет, в соседнем доме" – "А кошмарная арка?" – "Она, как и особняк, в аварийном состоянии. Планируем отремонтировать".
– Что за особняк?
– Трехэтажный, на Фонтанке. Бывший дворец обер-прокурора Глебова. При Екатерине Второй за взятки его сослали в Сибирь. Дом реквизировали и переоборудовали под казарму. При Советской власти чего там только не было. В 90-е город хотел кому-то сдать его в аренду. На меня вышли бизнесмены, предложили разместить там школу.
Следом подключилась питерская федерация шахмат, которую возглавлял Сергей Сердюков, товарищ из "Газпрома". От проекта был в восторге: "Шикарная идея! Это будет не просто школа Халифмана – Дворец шахмат! Сделаем ремонт, даю гарантии…" В общем, Нью-Васюки.
– Почему?
– Едва получили разрешение, Сердюков испарился. Мои попытки дозвониться до него неизменно обрывались на заместителе: "С вами свяжутся". Так и не понял логику. За язык Сердюкова никто не тянул. Зачем обещал, что будет вкладываться, а потом включил заднюю?
– Намучались с особняком?
– Не то слово! 80 процентов площади в аварийном состоянии! Идет занятие. В предбаннике сидит мама ученика в норковой шубе. Внезапно с потолка отваливается кусок лепнины.
– На голову?
– К счастью, нет. Рядом. Куча белой пыли, которой покрылась шуба, крики. Больше того ребенка в школу не приводили… А мы съехали, когда долги по аренде превысили все мыслимые пределы. Но перед этим была смешная история. Из серии "Ленин и печник".
– Заинтриговали.
– Как-то заявляются нагловатые тетеньки-общественницы в сопровождении участкового с напарником. Орут: "Самозахват! Освободите помещение в 24 часа!" – "У нас арендный договор…" – "Он не зарегистрирован в бюро учета городского имущества. Поэтому собирайте вещи и выметайтесь". Милиционеры стоят, поддакивают.
– А вы?
– Вспомнил, что где-то в столе завалялось письмо с резолюцией Путина. Юридической силы не имеет, но вдруг сыграет? Вытаскиваю. Вот, говорю, еще бумажка. Тетки отмахиваются: "Не будем ничего смотреть!" А участковый за их спинами успевает разглядеть уголок письма со знакомым автографом: "Прошу разобраться и решить вопрос. В.В.Путин". Меняется в лице, тянет за рукав напарника и шепотом: "Валим!"
– Ушли?
– Как ветром сдуло! Тетки в шоке. Вчитываются в бумагу, физиономии наполняются ужасом: "Ой, ребятки, извините. А договор – зарегистрируйте".
– Судьба особняка?
– Сегодня там одно из подразделений "Газпрома". Но ремонта как не было, так и нет.

Штопор
– Вы как-то обмолвились, что голландец Ян Тимман в обычной жизни – ярчайший персонаж.
– Не скажу, что близко знакомы. Он сторонился советских шахматистов. Наверное, были основания. Тимман – богемный, неформал. В нагрудном кармане пиджака постоянно таскал забавный аксессуар. Угадайте, что?
– Презерватив? Рюмку?
– Да ну, какая рюмка. Емкость при желании найти нетрудно. Помните у Довлатова? "Я пил из футляра для очков…"
– Сдаемся.
– Штопор! Не раз наблюдал, как Ян с торжеством извлекал его, когда нужно было срочно откупорить бутылку.
– Несколько лет назад на турнире в Индии не вполне трезвый гроссмейстер Ткачев уснул прямо во время партии. Сами такое видели?
– Дважды. В начале 90-х, за границей. Интернета не было, поэтому на весь мир, в отличие от Ткачева, ребят не ославили. Оба наши бывшие соотечественники. Фамилии не назову. Одного сморило по той же причине, что Ткачева. Другого – из-за джетлага. Хотя злые языки уверяли, что смена часовых поясов ни при чем. В те годы на турнирах всякое случалось.
– Например?
– Германия, 500 с лишним участников. От гроссмейстеров подэлитного уровня до садовых любителей. У сцены на первых столах кипит борьба. В том же зале, если отойти метров на пятьдесят, расклад иной. Мужики играют в шахматы, в руках – по кружке пива. Один, двинув пешку, приподнимается. Соперник: "Ты куда?" – "За пивом" – "Мне тоже принеси". При этом атмосфера дружелюбная, никаких эксцессов.
– Дрались гроссмейстеры на ваших глазах?
– Только любители. Году в 1990-м под Питером проводил сеанс в международном центре отдыха студентов. Два африканца сидели рядом, бурно обсуждали каждый ход. В какой-то миг не сошлись во мнении. Начали друг друга лупить смертным боем.
– Когда угомонились, продолжили сеанс?
– Нет. Организатор засчитал им поражение и вывел из зала. С гроссмейстерами бывало другое. Проиграл кто-то партию и решил на ужине в вольной форме изложить, что думает о жене соперника. За что заслуженно огребал в табло.
– Был соперник, которому вам хотелось набить морду?
– Нет. Я очень спокойный человек. Некоторые шахматисты ревностно относятся, когда противник в разгар партии шмыгает носом, к примеру…
– Специально?
– А как выяснишь? Может, у него насморк!
– Кто-то трясет ногой – как Тигран Петросян. Вызывая гнев Корчного.
– Вот! Кто скажет – специально или нет? Но я от этого отрешался. Такие мелочи совершенно не заботили. Поэтому никогда не было мысли после партии сказать: "Пошли разберемся…"
– Александра Костенюк нам рассказывала – китаянки перед игрой мажутся чем-то зловонным.
– "Звездочкой". Многие не переносят этот запах. А меня не трогает.
– Кто из гроссмейстеров поражал физической силой?
– Вне конкуренции Алексей Дреев. С отрывом! Ни у кого из шахматистов не видел таких бицепсов. В тренажерном зале поднимал какой-то несусветный вес. На спор при мне клал на руках борцов, штангистов. Но парень специфический.
– В чем?
– Любит напустить загадочности. До нелепости. На вопрос: "Тебе чай или кофе?", реагирует уклончиво: "Старичок, с кондачка не ответишь…" То ли считает, что это характеризует его как человека ироничного, то ли начитался в детстве шпионских романов. Повсюду мерещатся враги. Подковерные течения, интриги. Если не пригласили на турнир, заводит одну и ту же песню: "Кто-то встал на моем пути…" Пытаешься взывать к здравому смыслу: "Леш, да просто у других рейтинг выше" – "Нет-нет, ты не понимаешь, под меня копают".
– С легендарными стариками в застольях участвовали?
– Не довелось. У них своя компания. Врезалась в память картинка с турнира в Нью-Йорке – советского гроссмейстера Таля бережно ведут под руки из бара два американских гроссмейстера. По фамилии Ивановы, Игорь и Александр.
– Говорят, в 50 лет Таль производил впечатление глубокого старика.
– Он был уже серьезно болен. Шел медленно, переваливаясь с ноги на ногу, тяжело дыша. Но за доской преображался. Забывал о недугах, как артист на сцене. Помню жутковатый взгляд Таля во время партии, устремленный в одну точку. Не на соперника – куда-то ввысь.
– Таль много курил. Кто еще из гроссмейстеров?
– Ефим Петрович Геллер. А из нынешних – разве что Грищук. Молодежь ведет здоровый образ жизни. В топ-10 курящих нет вообще.
– Было такое – надо думать над ходом, а у вас единственная мысль: "До чего ж курить охота!"
– Никогда. Я не настолько нуждаюсь в табаке – хоть курю лет тридцать.
– Корчной чем удивлял?
– Непримиримостью. Виктор Львович из категории шахматистов, которым нужно ненавидеть противника. Понятно, когда искусственно заводил себя на людей своего поколения. Тех, с кем было что делить. Однако точно так же настраивался во второстепенных турнирах на ребят, которые моложе лет на сорок лет, ни на какие мозоли Корчному не наступали.
– Как это выглядело?
– 1996 год, круговой турнир. Его партия с сильным венгерским гроссмейстером Золтаном Алмаши затянулась. А я отыграл. Корчной заметил меня, подошел и пробурчал театральным шепотом – вроде тихо, но на весь зал: "Давненько не играл с человеком, который ни черта не смыслит в шахматах!" Хорошо, Алмаши по-русски ни бум-бум.
– Вы становились объектом раздражения Корчного?
– Однажды выиграл у него. Старик хотел сдаться без рукопожатия, но недооценил мое проворство. Контроль времени закончился, позиция у Корчного безнадежная. Я прогуливался по сцене, обернулся – а он уже подмахнул бланк и приподнялся, чтоб убежать. Но я сел напротив, деваться ему было некуда. Не умеет Виктор Львович проигрывать. Думаю, это в свое время помешало стать чемпионом мира.

Камский
– С папой Камского стычки были?
– Как раз в армии мне придумали нагрузку – тренировать молодое дарование, 11-летнего Гату Рустамовича. Показал ему какие-то варианты, и папа посадил нас играть блиц. Вот с этого эксперимента мне стоило соскочить.
– Почему?
– Я блицер слабый, это не моё. А Гата уже тогда в блице был неплох. Но то ли перенервничал, то ли устал. Две партии я выиграл. К третьей папа напрягся. Гата с первых ходов начал основательно задумываться. Тут-то ему прилетел подзатыльник: "Ты чего?! Это блиц!"
– Что Гата?
– Задвигал фигурами со скоростью пулемета. Снова проиграл. Четвертая партия – Гата в плохой позиции, но лупасит быстрее прежнего. Подзатыльник номер два: "Не надо руками ходить, надо думать!"
– Вмешались?
– Я не выдержал. Давайте, говорю, прекратим. Не умею играть, когда мой соперник постоянно получает подзатыльники. Папа переключился на меня: "Ты тренировать приехал? Так тренируй! В наши семейные дела не вмешивайся". Я ответил – мне по барабану, хоть завтра в казарму. Назавтра и уехал.
– С тренерами у папы не складывалось?
– Он, как в сказке о глупом мышонке, отвергал тренеров под разными предлогами. С Гатой работал старый мастер Марк Цейтлин, ярчайшая личность. Многое мог бы дать. Его папа отверг, потому что Цейтлин "не умеет работать с литературой".
– Про вас что говорил?
– "У Халифмана нет идей".
– Позже пересекались?
– В Лас-Вегасе, когда я обыграл Гату. Папа хотел протест подать. Якобы в зале мои приятели строили рожи Гате.
– Великолепно.
– Но все время путался в показаниях. Сначала твердил, будто мне подсказывали. Его спросили: "С какой же стороны эти ребята находились?" Выяснилось, оттуда подсказывать никак не могли. Тогда стал говорить, что они мешали Гате. Ему отвечают: "За протест – 400 зеленых. Клади – рассмотрим" – "А их вернут?" – "Если протест удовлетворим, вернем. Нет – значит, нет". Моментально растворился.
– Были приятели-то?
– Речь о гроссмейстерах Илье Смирине и Алексее Ермолинском. Они тоже играли в турнире. Передвигались по залу, смотрели, что происходит. Никто не подсказывал, это понятно.
– Вам никогда рожи за доской не строили?
– Олимпиада в Маниле. Играю с опытным гроссмейстером Маргейром Петурссоном на второй доске. Позиция моя не самая приятная, но не критично. Сижу, размышляю. Вдруг вижу – напротив стоит Каспаров. Глядит на меня со смесью ужаса и презрения. Пошел какой-то "месседж".
– Подействовало?
– Ладно, думаю. Предложу-ка ничью! Исландец согласился. Подходит Гарри Кимович: "Что стряслось? Ты почему не играл?" – "Мы же в матче хорошо стоим, главное – его выиграть". Странно, отвечает. У тебя вроде позиция была с шансами на перехват. Тут я решился: "А что ж вы так смотрели?" – "Да ну, это о своем задумался…"
– Встречали более работоспособного шахматиста, чем Гельфанд?
– Боря – уникум. Фантастический профессионал, но без заскоков, маниакальности. Это позволяет сохранять кондиции и нервную систему до солидных по шахматным меркам лет. Крамник одновременно и пахарь, и сибарит. Много вкалывает, но не дни напролет, как Гельфанд. У Камского все строилось на колоссальной работоспособности. Природного таланта маловато, память не идеальная. Да еще папа…
– Вам часто припоминают фразу восьмилетней давности: "Элитные перспективы Карлсена для меня в тумане". Что смущало в юном норвежце?
– Как бы попроще объяснить… Казалось, он двигает фигуры взад-вперед, ошибок не совершает, но отсутствие классического шахматного образования в дальнейшем помешает раскрыться. Вскоре выяснилось, что я недооценил масштаб таланта. Бывает, от природы заложено умение считать варианты, характер, азарт. Но чтоб еще и понимание, куда ставить фигуры… Редчайший случай! В истории шахмат таких трое – Капабланка, Карпов, Карлсен. Чуть пониже Смыслов. Остальные – земные.

Договорняк
– Карпов нам говорил, что в шахматах полно аферистов. Обжигались?
– Самый живописный случай был в конце 80-х. Играл в Германии. Подошел респектабельный немец. Рассказал, что через три месяца в своем маленьком городке устраивает турнир. Протянул визитку, расписание: "Приглашаю…" Я, наивный молодой оболтус, мечтающий поскорее стать гроссмейстером, проверить информацию не удосужился. Даже не сделал перед отъездом контрольный звонок. Купил билет во Франкфурт и полетел.
– За свой счет?
– Конечно. Из Франкфурта часа три трясся в электричке. Вышел на полустанке, из автомата набрал этому херру. В ответ: "Вы кто?! Какой турнир?! Звоните в следующем году". И повесил трубку.
– Ситуация.
– Позже навел справки у немецких шахматистов. Оказалось – не кидала, просто трепач. Крутился возле гроссмейстеров, надувал щеки, изображая важного господина, который собирается провести турнир. Сегодня, в век интернета, подобные фокусы невозможны. Впрочем, я легко отделался. Бывает хуже.
– Это как?
– Организаторы могут недоплатить. Или выставить условие, дескать, гонорар в силе, но одну партию местному мальчику надо проиграть. Я не сталкивался, но наслышан.
– Был в карьере хоть один договорняк?
– В шахматах свои традиции. Договорная партия, которая заканчивается результативно, – табу и позор. Короткие гроссмейстерские ничьи в порядке вещей. Клеймит их либо человек не из этого мира, либо лицемер. Вот Сильвио Данаилов, главный борец с ничьими. Откройте базу, посмотрите, сколько их в 10-12 ходов сделал сам Данаилов, когда был практикующим шахматистом. Правда, есть нюанс.
– Какой?
– Если в супертурнире на глазах миллионов вместо того, чтоб бороться, люди приходят и через 10 ходов пожимают друг другу руки, – это не по-спортивному. А в турнирах попроще короткие ничьи никакого ущерба не наносят. Допускаю, букмекеры со мной не согласятся.
– У шахматистов маршруты интересные. Самые странные перелеты в вашей жизни?
– 1991 год. Прикосновение к цивилизации. Турнир Гран-при в Рейкьявике, на следующий день лететь обратно. Я сыграл хорошо. На закрытии случились легкие излишества. А может, и не легкие, не помню – но утром к самолету не попал.
– Печально.
– Первая добрая новость: из гостиницы не выгоняют. Живи, сколько хочешь. О, думаю, пронесло. Отыскиваю в Рейкьявике авиакассы, все объясняю. Высчитывают, сколько придется доплачивать. Тут выясняется, что я из отеля, который принадлежит авиакомпании Icelandair.
– Что с того?
– Говорят – раз так, денег не надо. Вас обязаны были разбудить!
– В любом состоянии?
– Да! Отвечаю: "Я ж не просил" – "А ничего. У них есть в базе, кто когда улетает. Это наша ошибка, приносим извинения". Был еще забавный перелет в 1992-м на Олимпиаду в Манилу. Союз развалился, каждая команда добиралась своим чартером. Нашим занималась армянская фирма, маршрут Москва – Хабаровск – Манила. Туда добрались нормально, а на обратном пути – чудеса.
– ???
– Сели в Хабаровске, организаторам чартера показалось, что он себя не оправдывает. Загрузка маленькая. Должны были в Хабаровске провести час – а вместо этого два, три, четыре… Все извелись. А наши армяне бродят по залу и кричат: "Кому билеты в Москву?" Цену сбивают, но народ шарахается. Опасается. Не знаю, сколько еще торчали. Наконец Каспаров взорвался. Подошел, что-то сказал на армянском – сразу полетели.
– Третий год вы тренируете сборную Азербайджана, где на шахматы денег не жалеют. Шахрияр Мамедьяров ездит на Jaguar, Теймур Раджабов – на Porsche Cayenne. Что у вас?
– У Шахрияра, кстати, теперь не Jaguar, а джип BMW.
– Тоже неплохо.
– Ну, знойный юг, надо себя показать… Я от этого далек. Дорогих автомобилей у меня никогда не было и не будет. Даже если из проклятого банка вдруг свалятся деньги. Машину не вожу, предпочитаю ходить пешком. Как пассажира, меня устраивает Volkswagen Jetta, который купил для жены.
– У кого в шахматном мире феноменальная память?
– У Льва Псахиса. Помнит все партии Фишера. Ход в ход. Браво! Это красиво звучит – но практического смысла не имеет. "Классику" важно изучать, разобрать партии. Но помнить ход в ход – зачем? Цирк да пыль в глаза. Мы забиваем "диск" лишним! А он не бесконечный!
– В быту чьей памяти вы поражались?
– У меня самого с этим неплохо. Взгляну на карту города – и все найду. 1989-й, впервые очутился в Париже. Поселили на выселках, вечер свободный. Гроссмейстер Гольдин говорит – пошли в центр. Посмотрим Эйфелеву башню. В фойе гостиницы я глянул на карту города. Идем, идем. Башни нет. Часа через полтора Гольдин не выдержал: "Ты ж здесь ни разу не был, наверняка перепутал!" – "Не тревожься…" – "Сам подумай, Эйфелева башня – она о, какая! А на горизонте ничего". Стоило ему договорить, выходим на перекресток, и во весь рост башня! Метрах в двухстах от нас!
– Водили бы вы машину – навигаторы были бы не нужны.
– Мы с женой раньше часто ездили отдыхать в Финляндию. По всем просёлочным дорогам – только с моими подсказками. Навигаторов не было. Запоминал не названия, а направления.

Денисов
– Вы автор серии книг – "Дебют белыми по Крамнику" и "Дебют белыми по Ананду". Сколько это томов?
– Крамник – пять, Ананд – тринадцать. С Крамником управился быстро. Проект по Ананду растянулся более чем на десять лет и нездоровое количество томов.
– Почему?
– Думал, уложимся томов в шесть, но будут потолще. Издатель объяснил, что книги в 500 страниц, покупателя отпугивают. Пришлось дробить. Слава богу, между коллективом авторов грамотно распределили обязанности. Ведь, как в любой энциклопедии, есть разделы, где работа техническая, примитивная. Грубо говоря, проверить то, что опубликовано в старых книжках. Вариант, который тридцать лет назад признали плохим, и с тех пор никто не играет. На это я не разменивался. Все актуальное – сам.
– Вам это было в радость?
– Затевал с энтузиазмом. К одиннадцатому тому доплелся с языком на плече, проклиная все на свете. Зато какой был кайф, когда дописал последний абзац тринадцатого тома!
– Реакция героев?
– Ни с Володей, ни с Виши этой темы не касались. Все-таки "Дебют по…" – не биография, не изучение творческого наследия. Пособие энциклопедического типа, где репертуар Крамника или Ананда дан в качестве отправной точки. Теоретически оба могли претендовать на процент от выручки, но я знал, что ничего не станут требовать. Проект не миллионный.
– Вы-то заработали?
– Учитывая объем – не так много, как хотелось бы.
– В мемуарах Алекса Фергюсона наткнулись на фразу: "Если б сейчас начал тренировать с чистого листа, обязал бы каждого футболиста играть в быстрые шахматы". Мысль здравая?
– Мне ли спорить с сэром Алексом? А быстрые шахматы или классические – какая разница? Главное, они заставляют активнее шевелить клетки головного мозга. Учат отличать важное от второстепенного, развивают концентрацию, скорость принятия решений. Это полезно не только в футболе, но и в жизни. Галицкий молодец, что в академии "Краснодара" ввел уроки шахмат.
– В 2006-м Петр Свидлер сыграл три партии с Игорем Денисовым. Вы с футболистами за шахматной доской встречались?
– Нет. Футбол люблю, болею за "Зенит", но не стремлюсь к личному знакомству с игроками. Пару раз в общей компании пересекался с Радимовым. Он к шахматам равнодушен. А Денисов при мне со Свидлером сражался. Петя как-то проговорился, что в питерском спорткомитете будет такое мероприятие. Я спросил: "Можно поприсутствовать?" – "Пожалуйста".
– Впечатление?
– Две партии Свидлер выиграл легко. В третьей чуть-чуть ошибся, Денисов уперся. Пошел обмен фигурами, и все закончилось вничью. Петя, разумеется, на сто процентов не выкладывался, но намеренных поддавков не было точно.
– Денисов – крепкий шахматист?
– На уровне перворазрядника. В детстве профессионально не занимался, самоучка, но соображает. Причем видно – ему это действительно интересно.
– Есть в шахматах свой Денисов?
– Корчной. Обостренное чувство справедливости, вспыльчивость, способность раздуть конфликт на пустом месте… Еще они похожи феноменальными бойцовскими качествами.
– Многие петербуржцы вашего поколения не скрывают, что сегодня за "Зенит" болеют меньше, чем в 1984-м. Вы тоже?
– Это как в анекдоте. "Дед, когда тебе лучше жилось – сейчас или при Сталине?" – "При Сталине!" – "Но почему?" – "Я был моложе…" По-моему, с футболом то же самое. И не в том дело, что нынешний "Зенит" набит легионерами. Просто в молодости все переживаешь острее. Я – не исключение. 1984-й – золотое времечко…
– Что перед глазами из того сезона?
– Штрафные Желудкова в Лужниках. Два одинаковых положил "Спартаку" – вот это был номер! Решающий матч в СКК с "Металлистом" смотрел по телевизору. "Зенит" победил 4:1, после чего с университетскими друзьями устроили шествие. Километров восемь шли как раз до СКК, где я жил.
– Весь город высыпал на улицу?
– Нет, конечно. Всё не так, как при первом российском чемпионстве в 2007-м и победе в Кубке УЕФА. Народ был советский, дисциплинированный. Тогда не полагалось разгуливать по улицам с флагами, "розами" и орать дурным голосом: "Зенит" – чемпион!"
– Последнее обещание, которое дали самому себе?
– Не люблю категоричных суждений. И обещаний. Потому что есть в них что-то категоричное. Но все чаще посещает мысль – не пора ли взяться за мемуары? Дебютные справочники уже достали. Хочется написать о своей карьере, кто на нее повлиял, встречах с интереснейшими людьми…
– Мемуары будут отлакированные?
– Еще чего! Мне нечего стесняться.
– Так назовите тех, кто уснул за шахматным столом.
– Э-э, нет. Прекрасно, когда описываешь, как сам спал за столом. Хоть во время партии, хоть в каком-нибудь шалмане. Но зачем рассказывать, как спали другие? Повышать тиражи? Не моя история. Вот о себе правду говорить легко и приятно.
– Неужели?
– Вообще-то здесь тоже все относительно. Сальвадор Дали в деталях знакомил читателей с тем, как ходил в туалет "по большому". Вам нужна такая правда?

Беседовали Юрий Голышак, Александр Кружков (СЭ, 2016)